Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впервые за все месяцы революции наступательная операция русских увенчалась таким явным успехом. Были захвачены пленные, несколько пулеметов и бомбометная батарея, которая в азарте боя выдвинулась слишком далеко вперед.
Начальник дивизии, героически смотревшийся в окровавленных бинтах, показывал корреспондентам поле сражения.
— …Ударный батальон потерял примерно четверть личного состава. Имя каждой из этих женщин будет навечно высечено золотыми буквами на скрижалях истории, — говорил Бжозовский, сверкая глазами. Иеронима Казимировича лихорадило и немного мутило, но он чувствовал подъем после перенесенной опасности и, черт подери, победы. — Прапорщик Бочарова ранена. Я представлю ее к ордену Святого Георгия. Возможно позднее вы сможете взять у нее интервью — если позволят доктора.
Репортеры строчили в блокнотах, пугливо обходя мертвых и морщась от плача и стонов раненых, которых уносили и уводили санитары. Один господин из московской газеты тоже плакал и шепотом просил прощения за свою чувствительность.
Все завидовали американцу, потому что у того была с собой портативная фотокамера. Он носился взад и вперед, щелкая затвором.
— Минутку, господа…
Генерал увидел идущего по полю Гвоздева. Председатель шел вдоль колючей проволоки в сопровождении нескольких комитетчиков и говорил им что-то сердитое.
— Как видите, обошлись без вас! — торжествующе крикнул Бжозовский. — Опрокинули немцев!
— Народ поднялся, потому и опрокинули. А ради чего? — Гвоздев зло сплюнул. — Сколько баб молодых зря положили…
Он повернулся к генералу спиной и направился к траншее. Что-то там привлекло его внимание.
На краю окопа, свесив ноги, сидел штабс-капитан Романов. Рукав его гимнастерки был забрызган кровью, лицо не выражало никаких эмоций. На бруствере лежала девушка. Ее голова покоилась у штабс-капитана на коленях. Романов рассеянно гладил девушку по коротко стриженным волосам. Ее бледное лицо было неподвижно и прекрасно.
Выматерившись, Гвоздев заглянул в окоп. Под ногами штабс-капитана валялись два мертвых немца, офицер и усатый фельдфебель.
— Дурак ты дурак, — горько сказал Гвоздев, снимая фуражку. — Добился своего, захватил канаву? Какую принцессу загубил. Всю жизнь каяться будешь.
Эпилог
ТОВАРИЩ КАКАШКИН, или ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА
Прошло полтора годаПогорячились товарищи из Елисаветбургского ревкома. Немецкий гарнизон, согласно протокола от двадцать шестого, должен был из города во вторник уходить, но председателю товарищу Ковтюху в голову мысль пришла. Собрал он ячейку и поставил вопрос: нельзя, сказал, товарищи, их с оружием отпускать, когда нам со своей контрой буквально нечем воевать. На кой, спрашивается, фрицам орудия, пулеметы, снаряды с патронами, если они домой едут? Проголосовали, постановили: дать германцам ультиматум, чтоб всю амуницию и вооружение оставили ревкому, а сами пускай проваливают, скатертью дорога.
Однако это только сначала казалось, что мысль хорошая. Потому что ультиматум-то немцам дали, но и немцы в ответ тоже дали — из шестидюймовок по советской половине города.
И побежал «Красногвардейский отряд имени Степана Халтурина» вместе с ячейкой, ревкомом и самим товарищем Ковтюхом из Елисаветбурга, побросав имущество и даже партийные документы. Бежали до следующей станции, бывшей Графской, ныне Рабоче-крестьянской, и только оттуда была послана телеграмма в Харьков:
Коварный германский империализм обстрелял советскую власть из всех видов оружия тчк Соглашение о перемирии предательски нарушено тчк Вынужден оставить город тчк Прошу подмоги тчк Ковтюх
Из Харькова ответили, что подмога будет, придет на выручку «Моисей Урицкий».
Елисаветбуржцам сразу полегчало. «Моисей Урицкий» был Образцово-Показательный Бронепоезд, отправленный из красного Питера в помощь пролетариям юга России, истекающим кровью в неравной борьбе. И всюду, куда прибывал стальной таран рабочей солидарности, белые банды давали деру, потому что дисциплина на бронепоезде была не революционная, а коммунистическая — такая, какая установится во всей Красной Армии, когда сознательный элемент одержит верх над митинговой стихией и горлопанством.
В харьковской телеграмме было сказано, что «Урицкий» прибудет в 14:00, поэтому раньше вечера его никто не ждал, но без пяти минут два вдали запыхало дымом, взревел мощный гудок, и ровно в два часа пополудни к станции подкатил красавец-поезд: на локомотиве два красных флага, вороненая броня вся в заклепках, будто в бородавках, а из башен торчат грозные пушки-пулеметы.
Что удивительно — когда поезд встал, словно вкопанный, и паровоз шикнул из-под колес белым паром, ни одна дверца не распахнулась, никто изнутри на платформу не повалил. Будто в том «Урицком» живых людей вовсе не было.
Товарищ Ковтюх и остальные товарищи, вышедшие встречать, даже растерялись.
Но потом в третьем вагоне открылся люк, оттуда по лесенке спустился, спрыгнул на перрон бравый краском, весь в хроме, с алой звездой на лаковой фуражке. Придерживая одной рукой бинокль, другой шашку, пошел он навстречу елисаветбуржским товарищам.
Они хотели по-людски поздороваться, расцеловать дорогого гостя, но командир обнимать себя не дал.
— После облобызаемся. Который из вас Ковтюх? Доложи обстановку, товарищ.
Председатель ревкома всё как есть ему обсказал. И чтоб показать, что елисаветбуржские тоже не лыком шиты, подал знак Шумейке, командиру красной гвардии.
— У нас свои войска есть. Почти пятьсот штыков. Принимай под свою команду, товарищ.
Шумейко, командир халтуринцев, подлетел орлом, даже по-старорежимному ладонь к папахе кинул.
— Куда грузиться?
Но хромовый с «Урицкого» поглядел на красногвардейцев, столпившихся за оградой, и ответил обидно:
— На кой мне ваши драпальщики. Хватит одного Ковтюха. Поедешь с нами.
От такого уважения председатель приосанился. Видно, и в Питере слыхали про Артема Ковтюха. Приятно.
— Что ж, я со всей охотой. Зададим немчуре!
Повел красном Ковтюха на паровоз. И правильно — где еще быть начальству, если не впереди?
Но сзади грохнуло что-то, жахнуло, и увидел товарищ Ковтюх, что локомотив отсоединяют от состава.
— Чего это?
— Не нужен нам бронепоезд. На одном паровозе покатим.
Хромовый (был он молодой, высокий, с небольшими усами) глядел в бинокль на город, до которого от станции было семь верст.
— На одном паровозе? Шутишь, товарищ. По немцу надо вдарить со всех пушек. Чтоб знали, гады, как советскую власть шрапнелями шугать!
А локомотив уж тронулся, разогнался.
Командир, всё не отрываясь от бинокля:
— Сдурел ты, товарищ Ковтюх? У меня две трехдюймовки, а у них вон на пригорке тяжелый дивизион. Вдарят — мокрое место от бронепоезда останется.
— И по нам вдарить могут? — спросил председатель нервно.
— Запросто. Теперь уже прямой наводкой.
— Куда ж мы едем? — вскинулся Ковтюх. — Давай задний ход! Германцы завтра сами из города уйдут!
— Нет. Тяжелые орудия нам позарез нужны. А снаряды того нужнее. Ты помолчи пока. И когда в город приедем, тоже молчи. Говорить я буду, а ты только кивай и брови супь.
Заспорил было председатель, да поздно. Паровоз уже сбрасывал скорость перед вокзалом.
— Рта не раскрывать, ясно? — сказал краском и показал Ковтюху крепкий кулак в черной перчатке.
Но председателю и самому расхотелось языком болтать.
На платформе было серым-зелено от германских шинелей.
Локомотив еще не остановился, а командир уже спрыгнул с подножки, сам пошел на немцев, еще издали громко и сердито залопотав на них не по-русски.
Товарищ Ковтюх догнал его и, как велено, сурово сдвинул брови, хоть сердце и опустилось в самые подметки.
С серо-зелеными командир потолковал минуту или, может, две — черт знает, о чем, но только выглядело это так, будто он на германцев наседает, а они оправдываются или даже винятся.
Наконец хромовый объяснил:
— Это нас встречают товарищи из солдатского комитета. Недоразумение у них случилось. Офицер из штаба корпуса под дулом револьвера заставил артиллеристов огонь открыть. Извиняются они. А чтоб мы на них зла не держали, оставляют нам все орудия со снарядами. Им дома пушки не понадобятся. Но винтовки с пулеметами они не отдадут, потому что в Германии тоже революция и своя контра имеется. Как, товарищ председатель, устраивает твой ревком такая компенсация или нет?
Что такое «компенсация», Ковтюх знал неотчетливо, однако важно, будто с неохотой, кивнул.
Немцы обрадовались. Давай его по плечам хлопать, руку жать. «Камарад, камарад». Позвали выпить-закусить — это было и без перевода понятно: по кадыку себя щелкали, в рот кулаком пихали, подмигивали.
- Ничего святого - Борис Акунин - Исторический детектив
- Внеклассное чтение. Том 1 - Борис Акунин - Исторический детектив
- Внеклассное чтение. Том 2 - Борис Акунин - Исторический детектив
- Просто Маса - Акунин Борис "Чхартишвили Григорий Шалвович" - Исторический детектив
- Сокол и ласточка - Борис Акунин - Исторический детектив
- Ф. М. - Борис Акунин - Исторический детектив
- Внеклассное чтение - Борис Акунин - Исторический детектив
- Пелагия и белый бульдог - Борис Акунин - Исторический детектив
- Заводная девушка - Анна Маццола - Исторический детектив / Триллер
- Случай в Москве - Юлия Юрьевна Яковлева - Исторический детектив